Неточные совпадения
Это была сухая, желтая, с черными блестящими глазами, болезненная и нервная
женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему
идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
— Но мы стоим за принцип, за
идеал! — звучным басом возражал Песцов. —
Женщина хочет иметь право быть независимою, образованною. Она стеснена, подавлена сознанием невозможности этого.
Она росла все выше, выше… Андрей видел, что прежний
идеал его
женщины и жены недосягаем, но он был счастлив и бледным отражением его в Ольге: он не ожидал никогда и этого.
В мечтах перед ним носился образ высокой, стройной
женщины, с покойно сложенными на груди руками, с тихим, но гордым взглядом, небрежно сидящей среди плющей в боскете, легко ступающей по ковру, по песку аллеи, с колеблющейся талией, с грациозно положенной на плечи головой, с задумчивым выражением — как
идеал, как воплощение целой жизни, исполненной неги и торжественного покоя, как сам покой.
А он шел, мучась сомнениями, и страдал за себя и за нее. Она не подозревала его тайных мук, не подозревала, какою страстною любовью охвачен был он к ней — как к
женщине человек и как к
идеалу художник.
Кошка коту кажется тоже венцом создания, Венерой кошачьей породы!
женщина — Венера, пожалуй, но осмысленная, одухотворенная Венера, сочетание красоты форм с красотой духа, любящая и честная, то есть
идеал женского величия, гармония красоты!»
— Каково: это
идеал, венец свободы! Бабушка! Татьяна Марковна! Вы стоите на вершинах развития, умственного, нравственного и социального! Вы совсем готовый, выработанный человек! И как это вам далось даром, когда мы хлопочем, хлопочем! Я кланялся вам раз, как
женщине, кланяюсь опять и горжусь вами: вы велики!
Это влечение к всякой видимой красоте, всего более к красоте
женщины, как лучшего создания природы, обличает высшие человеческие инстинкты, влечение и к другой красоте, невидимой, к
идеалам добра, изящества души, к красоте жизни!
Ну вот, с таким взглядом вы встретили и женщину-идеал и в совершенстве, в
идеале признали — «все пороки»!
Женское развитие и даже политическая роль
женщины в самом ближайшем будущем — вот мой
идеал.
Его жена,
идеал кротости и самоотвержения, испытав все, везет его, в одну из тихих минут, в Девичий монастырь и бросается с ним на колени перед могилой несчастной
женщины, прося прощения и заступничества.
А между тем Райнер стал подумывать о
женщинах, удаляя, впрочем, всякий сладострастный помысел и стремясь к отысканию какого-то чистого, сильного, героического, но весьма туманного
идеала.
— Чего? да разве ты не во всех в них влюблен? Как есть во всех. Такой уж ты, брат, сердечкин, и я тебя не осуждаю. Тебе хочется любить, ты вот распяться бы хотел за
женщину, а никак это у тебя не выходит. Никто ни твоей любви, ни твоих жертв не принимает, вот ты и ищешь все своих
идеалов. Какое тут, черт, уважение. Разве, уважая Лизу Бахареву, можно уважать Зинку, или уважая поповну, рядом с ней можно уважать Гловацкую?
— Нет, не глупости! — воскликнул, в свою очередь, Живин. — Прежде, когда вот ты, а потом и я, женившись, держали ее на пушкинском
идеале, она была
женщина совсем хорошая; а тут, как ваши петербургские поэты стали воспевать только что не публичных
женщин, а критика — ругать всю Россию наповал, она и спятила, сбилась с панталыку: сначала объявила мне, что любит другого; ну, ты знаешь, как я всегда смотрел на эти вещи. «Очень жаль, говорю, но, во всяком случае, ни стеснять, ни мешать вам не буду!»
Такая молодежь в ее глазах являлась всегдашним
идеалом, последним словом той жизни, для которой стоило существовать на свете порядочной
женщине, в особенности
женщине красивой и умной.
Автор однажды высказал в обществе молодых деревенских девиц, что, по его мнению, если девушка мечтает при луне, так это прекрасно рекомендует ее сердце, — все рассмеялись и сказали в один голос: «Какие глупости мечтать!» Наш великий Пушкин, призванный, кажется, быть вечным любимцем
женщин, Пушкин, которого барышни моего времени знали всего почти наизусть, которого Татьяна была для них
идеалом, — нынешние барышни почти не читали этого Пушкина, но зато поглотили целые сотни томов Дюма и Поля Феваля [Феваль Поль (1817—1887) — французский писатель, автор бульварных романов.], и знаете ли почему? — потому что там описывается двор, великолепные гостиные героинь и торжественные поезды.
— Ну, теперь тебя не убедишь; увидишь сам со временем, а теперь запомни мои слова только: любовь пройдет, повторяю я, и тогда
женщина, которая казалась тебе
идеалом совершенства, может быть, покажется очень несовершенною, а делать будет нечего.
Поэтому не жить с
женщиной, которая тебя любит, в одной квартире — значит отказывать ей в ее высоком назначении и не разделять ее
идеалов.
Корделию, дочь короля Лира [Корделия, дочь короля Лира, — действующие лица трагедии В.Шекспира «Король Лир».], он считал высшим
идеалом всех
женщин; нечто подобное он видел и в княгине, поразившей его, по преимуществу, своей чистотой и строгой нравственностью.
— Из этого! — отвечала Анна Юрьевна с несколько надменным видом. — Не правда ли, que c'est un etre tres poetique?.. L'ideal des femmes russes! [что это очень поэтичное существо?..
Идеал русских
женщин! (франц.).]
Гимназии и курсы не могут изменить этого. Изменить это может только перемена взгляда мужчин на
женщин и
женщин самих на себя. Переменится это только тогда, когда
женщина будет считать высшим положением положение девственницы, а не так, как теперь, высшее состояние человека — стыдом, позором. Пока же этого нет,
идеал всякой девушки, какое бы ни было ее образование, будет всё-таки тот, чтобы привлечь к себе как можно больше мужчин, как можно больше самцов, с тем чтобы иметь возможность выбора.
— О боже мой, сколько лет! — воскликнул Янсутский. — Я начал знать ее с первых дней ее замужества и могу сказать, что это примерная
женщина в наше время…
идеал, если можно так выразиться…
— По-моему, ты совершенно неправильно объясняешь сам себя, — начал он. — Ты ничего осязательного не сделал не по самолюбию своему, а потому, что
идеал твой был всегда высок, и ты по натуре своей брезглив ко всякой пошлости. Наконец, черт возьми! — и при этом Тюменев как будто бы даже разгорячился. — Неужели всякий человек непременно обязан служить всему обществу? Достаточно, если он послужил в жизни двум — трем личностям: ты вот
женщин всегда очень глубоко любил, не как мы — ветреники!
Она, то есть сожительство с ней, — счастье и цель его жизни; он весел, грустен, скучен, разочарован — от
женщины; жизнь опостылела —
женщина виновата; загорелась заря новой жизни, нашлись
идеалы — и тут ищи
женщину…
— Ида Ивановна, — спросил он, переворачивая свои гравюры, — да покажите же, пожалуйста, какая из этих
женщин вам больше всех нравится! Которая ближе к вашему
идеалу?
— Итак, Эльчанинов, вы говорите, что ваш
идеал —
женщина страдавшая, вот уж не понимаю, — говорила Клеопатра Николаевна, пожимая плечами.
— Ах, боже мой! — подхватила вдова. — После этого всякая
женщина может быть
идеалом, потому что всякая
женщина страдает. Полноте, господа! Вы не имеете
идеала. Я видела мужчин, влюбленных в таких милых, прекрасных
женщин, и что же после? Они влюблялись в уродов, просто в уродов! Как вы это объясните?
— Клеопатра Николаевна вас спрашивает про наружность вашего
идеала, — заметила барышня с ядовитой улыбкой. — Страдает ведь всякая
женщина, — прибавила она.
Искателей была толпа, и в числе их замечательнее всех был князь Р., благороднейший, лучший из всех молодых людей, прекраснейший и лицом и рыцарскими, великодушными порывами, высокий
идеал романов и
женщин, Грандиссон во всех отношениях.
Цыплунов. Чего я не вижу, до того мне и дела нет. Но когда в моих глазах унижается тот высокий
идеал, который я себе создал, когда
женщины с какой-то навязчивой откровенностью обнаруживают свои самые непривлекательные стороны, — не могу же я не замечать этого. Вот отчего я и избегаю общества и предпочитаю уединение.
Теперь я, стало быть, вправе был оградиться от вас стеной, собрать эти тридцать тысяч рублей и окончить жизнь где-нибудь в Крыму, на Южном берегу, в горах и виноградниках, в своем имении, купленном на эти тридцать тысяч, а главное, вдали от всех вас, но без злобы на вас, с
идеалом в душе, с любимой у сердца
женщиной, с семьей, если бог пошлет, и — помогая окрестным поселянам».
Платонов. Вы сами спросите, зачем беспокоить maman? Всё пропало! Жена ушла — и всё пропало, ничего не осталось! Прекрасная, как майский день, Софи —
идеал, за которым не видно других
идеалов! Без
женщины мужчина — что без паров машина! Пропала жизнь, улетучились пары! Всё пропало! И честь, и человеческое достоинство, и аристократизм, всё! Конец пришел!
Его
идеалом в то время были
женщины другого, мне вовсе неизвестного, но и незавидного для меня мирка.
Ему даже это как будто понравилось под конец. Натура Серафимы выяснялась перед ним: вся из порыва, когда говорила ее страсть, но в остальном скорее рассудочная, без твердых правил, без
идеала. В любимой
женщине он хотел бы все это развить. На какой же почве это установить? На хороших книжках? На мышлении? Он и сам не чувствует в себе такого грунта. Не было у него довольно досуга, чтобы путем чтения или бесед с «умственным» народом выработать себе кодекс взглядов или верований.
Основная мысль была очень благородная и «регрессивная»: истинная любовь возможна только при общности миросозерцании и
идеалов, любящие прежде всего должны видеть друг в друге товарища и соратника, а лишь потом, во вторую очередь, —
женщину или мужчину.
— Черт ее, очень миндальничаем в этом вопросе. Истинно великие люди нисколько тут не стеснялись и совсем не связывали себя всякими общностями
идеалов и миросозерцании. Просто жили вовсю и брали
женщин, какие нравились. Юлий Цезарь, Наполеон, Гарибальди? Лассаль. Если б ты меня не разозлил, я бы сдал тебе большинство своих позиций.
Физическая красота, но главным образом какие-то неуловимые духовные особенности любимой личности (мужской или женской) заставляют нас именно ее считать выше всех остальных, представлять ее
идеалом всех
женщин (я говорю —
женщин, потому что рассматриваю этот вопрос как мужчина), — и именно
идеалом, то есть образцом для всех других
женщин.
Ему бросились в глаза некоторая резкость манер и странность суждений молодой девушки, которые, по его мнению, не могли проявляться в ней, воспитанной под исключительным влиянием его покойной сестры, этого
идеала тактичной и выдержанной
женщины, несомненно, и своей дочери прививавшей те же достоинства.
В своей матери Антонина Сергеевна видела часто и что-то детски-суетное, неисправимую бессознательную рисовку, иногда страдала за нее, иногда, про себя, улыбалась, но не могла ей серьезно противоречить, даже в письмах, взять тон
женщины с твердыми правилами и определенными
идеалами, боялась вызвать в матери раздражение или обидчивость.
Значит, исцелить сердечную рану графа можно было лишь доказав, что Настасья была далеко не
идеалом верного друга, ему одному безраздельно принадлежавшей преданной
женщиной, какою идеалист Аракчеев считал ее до самой смерти и какую неутешно оплакивал после трагической кончины.
Теперь у нее явилось непреодолимое желание, чтобы этот человек, за которым гнались, из-за которого погибли две
женщины, составлявшие для него
идеалы великосветских барынь — княгиня и княжна Шестовы, этот человек, видимо утопавший в роскоши и богатстве, не сморгнув согласившийся выдать ей полсотни тысяч, был у ног ее, был ее любовником, но любовником-рабом.
Окруженный к тому же ореолом могущества, богатства и блеска, он был положительно неотразим для
женщин своего времени, далеко не лелеявших особенно светлых
идеалов.
С течением времени этот взрыв страстей в Глебе Алексеевиче мог бы улечься: он рисковал в худшем случае остаться старым холостяком, в лучшем — примириться на избранной подруге жизни, подходившей и к тому, и к другому его
идеалу, то есть на средней
женщине, красивой, с неизвестным темпераментом, какие встречаются во множестве и теперь, какие встречались и тогда. Он, быть мажет, нашел бы то будничное удовлетворение жизнью, которая на языке близоруких людей называется счастьем. Но судьба решила иначе.
Собственно говоря, в
женщине и ума не нужно, потому что от ума она об себе большое понятие будет иметь и думать разные
идеалы.
Одной из главных составных частей того
идеала была: «мужчина любящий» — эта-то часть теперь, увы, отпадала, отпадала также и вторая часть
идеала — «мужчина уважаемый», и молодая
женщина с ужасом всматривалась в будущее, которое ей рисовало мрачную картину жизни с человеком, который не любит ее и которого она не может уважать.
Как в погибшем олицетворении своего
идеала он искал высшую женскую духовную красоту, женщину-ангела, так теперь поработить его могла лишь вызывающая, грубая физическая красота, женщина-дьявол.
Встреча с лежащей теперь в могиле девушкой показала мне, что
идеал такой образцовой
женщины существует, но по воле Всевышнего она промелькнула для меня метеоритом.
А она сознавала, что в ней нет никакого умения ладить с такими людьми… Она жизнь свою провела в преклонении перед одним человеком и хранила в душе трепетную веру в его
идеалы, сторонилась всего, что было враждебно ее символу веры, и теперь, накануне полного нравственного банкротства, чувствовала себя беспомощной выйти из колеи, как
женщина своей эпохи, как любящая жена и мать.
Княгиня Зинаида Сергеевна в лице Дашковой преклонялась перед своим
идеалом гордой, самостоятельной
женщины, а Екатерина Романовна видела в ней друга, с полуслова понимающего ее взгляды и мнения.
— В вашем pot-au-feu вы полагаете
идеал жизни с
женщиной?